ПУБЛИКАЦИИ В ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ЖУРНАЛАХ

«Дружба народов», №6 2008г.
Чичибанин Борис. Стихи( 1970 год издания )

Ночью чергиговской с гор араратских,
шерсткой ушей доставая до неба,
чад упасая от милостынь братских,
скачут лошадки Бориса и Глеба…

Аришина Наталья.  Не преддверье рая: Стихи
Причерноморье – не преддверье рая.
Не причитай над мертвою лозою,
привыкшая сидеть, не причитая,
над очагом с остывшею золою.
И запустенье кажется позором,
и по тоннелям частые обвалы.
Спустись неосвещенным коридором
в пиленковские винные подвалы…

Олег Ждан. Надо терпеть. Сюжеты белорусско-русского порубежья: проза
Белоруссия… Мы много чего знаем о президенте соседнего государства, об особенностях тамошнего режима. Но как при всех этих обстоятельствах живут-поживают простые люди? Что они чувствуют, о чем думают, на что надеются в своей обычной, будничной жизни? Об этом — очень живые, порой искрящиеся юмором одиннадцать рассказов.

Александр Кабанов. Больно надо: стихи
ЛЕДНИКОВЫЙ ПЕРИОД
Это- палеолит, это-Днепропетровск,
нас с тобою берет на арапа.
Это сквер, погруженный в сиреневый воск-
золотым коготком процарапан.

Если хочешь-ползи, не умеешь- летай,
и усни, замороженный, словно минтай,
в первобытной глуши магазина.

Ты прости кистеперую нежность мою,
саблезубое право на горе.
Эту строчку у входа в Макдональдс жую,
рифмовать Эгегейское море.

А когда ледниковый период пройдет:
каждой твари по паре- в каноэ,
расцветет ненаглядная птица удод,
я уйду в поколенье иное.

Кола-кольные пенятся колокола
и фырчит раздраженно Фрамуга:
Жизнь была-не была? Смерть была - не была?
И за что они любят друг друга?

Александр Хургин. Рассказы:
«Под куполами»
«Производственная травма»
«Независимо от пола»
«Никто не виноват»
«Казаки и страна советский союз. А также и олигархи»

Борис Голлер. Возвращение в Михайловское: Роман. Окончание
Первые впечатления. Юсупов сад. Ранняя любовь. Мои неприятные воспоминания…(отрывок из романа)
«… Девочка возникла неожиданно- может, она раньше высмотрела его, неуклюжего, застенчивого, остановилась перед ним, и выбрала его на танец. До этого он получил уже сто советов Иогеля, как стоять («Ну, выпрямитесь, Александр! Спина! Спина! Спина! Спина должна быть прямой и, вместе, податливой. Ну, хотя бы так! О, господи!») и как держать даму. И прошел с ним сам два тура в вальсе, где дамой был он, толстый немец Иогель, а кавалером Александр. И мальчик едва не прыснул со смеху .В детстве Александр был ужасно смешлив и, если попадала смешинка в рот, смеялся без умолку. Не остановить.
- Я не умею, - сказал уныло Александр.
- Выдумывайте! – сказала девочка.
И ему пришлось пойти. И они помчались в мазурке, и потом танцевали еще целых три раза…
… Как-то само собой, вместе, оба вдруг выдернулись из круга танцующих и оказались в коридоре, и она сама – он твердо помнит – потащила его за руку и открыла дверь куда-то, это была одна из женских туалетных комнат, совсем пустая… ну, какое укромное место она знала еще? В глубине комнаты, на столе с притираниями, пудрой и мазями, стояло большое зеркало в резной раме. Она, естественно, не закрыла дверь – и он не решился. Вошел за ней – они стояли и молчали. Он на секунду в зеркале увидел ее и себя, стоящих в растерянности друг перед другом: некрасивый мальчик и необыкновенно красивая девочка. Но он больше не думал ни о чем. Она стянула перчатку с левой руки и прикоснулась ею к своей щеке. - Целуйте сюда! – сказала она и ткнула пальцем в щеку. Он поцеловал, неумело чмокнув только.
И тут случилось то, что должно было случиться – дверь была открыта. Все набежали разом и все кричали. Девочка исчезла в плотном кольце кричащих женщин. И дверь затворилась за ней.
Они так и не назвали друг другу своих имен – не успели назвать.
Дома его отчитали, и он считал, что на этом все кончилось. Из разговора матери и отца он узнал, что ту девочку выпороли. Он зашелся в рыданиях, представив себе ее худенькое тельце в чьих-то руках и со следами розог  на спине. Это все из-за него! Он чувствовал жалость и ненависть. Похитить ее, увезти, спасти! Но что он мог? Он был только мальчик – десяти лет. С ним приключилась горячка, которая длилась потом несколько дней и весьма напугала семейств. Потом он поправился. Он смог уже выходить гулять, и Русло был очень удивлен, что он затаскал его по всем известным садам Москвы (была зима) – ко всем катальным горкам, большим, средним и малым, и всем лишь зачинавшимся тогда детским каткам Москвы, хоть сам и думал кататься. Он только смотрел, выискивал кого-то глазами. И девочек, и барышень постарше там было видимо-невидимо. Но девочки с родинкой  над верхней губкой среди них не было. Может , увезли куда-то из Москвы? «В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов!» - когда Пущин читал ему Грибоедова, возникло это воспоминание, он не сразу узнал его, но это было оно. И когда он сочинял письмо Татьяны – это безумное, совсем не помещающееся в своем времени письмо барышни – только однажды виденному ею в деревне молодому человеку, его вела смелость той… И после, оказавшись снова в Москве осенью 1827-го после опалы, он заглядывался иногда на мелькающих мимо дам – а вдруг встретит? Уже повзрослевшую, конечно, иную, но все же…

Александр Эбаноидзе.  Я тоскую по Тбилиси (вступительный отрывок)
В былые годы каждый знал или хотя бы слышал о том, что «между теплиц и льдин, чуть-чуть южнее рая, на детской дудочке играя, живет вселенная вторая и называется  - Тифлис». Но вот над страной пронеся вихрь, изменивший не только миллионы судеб, но и облик городов и стран. Тбилиси оказался одним из первых на пути этого вихря. В начале 90-х город пережил поистине окаянные дни…

Паола Урушадзе. Мой Тбилиси. Из цикла «Стихи о сожженном городе»
Теперь там пустота и пахнет пепелищем,
все убрано, даль прозрачна и светла,
и чуда я не жду, и взгляд уже не ищет
следов от очага, сгоревшего до тла…

С. Осипов. Здравствуй, мой город родной. Конспекты памяти. Скрипач
В воскресные дни во мне срабатывал своеобразный рефлекс. Условный, почти по Павлову. До пяти лет меня каждое воскресенье дед водил в цирк. Поход в тбилисский цирк – это было целое событие, с массой обязательных процедур. Сборы в цирк  были всегда долгими и серьезными, и несведущему человеку могло показаться, что мы уезжаем в какой-то другой город…
В 1950 году дед и бабушка были отправлены в ссылку в далекий Казахстан как бывшие персидскоподданные, и моим воскресным праздникам пришел конец. Родители были слишком заняты насущными проблемами, и мы с моим младшим братом были предоставлены самим себе…

Алесь Рязанов. С молнией в сердце. Версеты. С белорусского
Убежище
Подамся самой прямой тропкой, но уведут кривые,
задумаю самую важную думу, но посторонние отвлекут вниманье,
соберусь встретиться один на один со смертью, но окажусь в убежище…

С зажженным фонарем в руке и с повязкою на глазах приходят и уходят люди.
Они мне дают такой же фонарь и такую же точно повязку.
- Ты, наконец, отыскался,  - они говорят. – Ты теперь снова с нами.

 - Зачем мне этот фонарь? – спрашиваю у них.
- Чтобы видеть при полном мраке, - отвечают одни.
- Зачем мне эта повязка?
- Чтоб видеть при ярком свете, - объясняют другие.

А мне хочется просто смотреть,
просто воспринимать
и просто жить –
и видеть светлое светлым,
и видеть темное – темным,
правдивым – правдивое,
лживое – лживым…

 … На белой, на черной, на серой земле рисую, стираю и снова рисую свой образ.

«Знамя», №6 2008г»

Июньский номер “Знамени” целиком посвящен путешествиям. Выбор темы объясняет статья первого заместителя главного редактора журнала Натальи Ивановой “Коллекция Колобка”. Встреча с авторами номера и дискуссия состоится в рамках Московского книжного фестиваля (ЦДХ, Крымский вал, 10) в среду, 11 июня, в 19.00
Поэт Юлий Гуголев в стихотворении “Странствия” поведал о впечатлении от блошиного рынка в Тбилиси, где из китайской фарфоровой вазы на него устремила свой взор невесть как попавшая туда крыса, что вызвало в нем ассоциацию с известными стихами Заболоцкого:

А если так, при чём тут красота
и почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором крыса та,
иль крыса та, которая в сосуде?

“Сны о пустыне” петербургского поэта Александра Танкова, что приходят в Париже ли, в родном Питере, отдают жаром и горячим песком на зубах:

Где пустыни измятые простыни
Палестины постлали постель,
Снятся сны по-восточному острые,
Словно сорванные с петель.
…………………………………..
Эта жизнь не тебе предназначена,
Не тебе эту смерть умирать.
Олеся Николаева, поэт по преимуществу, на этот раз выступает как прозаик с повестью “Корфу” — это путевые заметки о поездке на греческий остров, где покоятся мощи святителя Спиридона Тримифунтского, куда стремятся уставшие от будней отдыхающие и где живут люди с их обычными заботами и страстями.
Стихотворение Максима Амелина “Храм с аркадой” — о старинном соборе в Судаке, послужившем религиям всех народов, населявших Крым:
все были некогда здесь, а ныне —
в открытый с восьми до восьми музей,
где фрески, михраб и разноязычные
по стенам надписи, вход свободный,
и внемлет мольбам одинаково Бог
всего разобщённого человечества.
Из пустынь и степей поэтический раздел журнала перемещается на север Европы, публикуя цикл стихотворений Олега Дозморова “Шотландия”. Страна эта так изучена по книгам, что при знакомстве с ней не испытываешь ощущения новизны:
Шотландский лес, шотландская река,
впадающая в Северное море,
ещё не образумились пока,
теряя время в бесконечном споре.

Здесь замка зуб действительно торчит,
как буква некоего алфавита.
Трава от слёз действительно горчит,
Мария С. — действительно убита.
Под рубрикой “Путевая проза” печатается первая часть “Книги реки” Владимира Кравченко. Ее подзаголовок: “В одиночку под парусом”. Река — всем рекам река: Волга. В публикуемой части читатель пройдет с автором от истока великой реки в болотах и озерах Валдая до славного города Рыбинска.
В разделе “Non fiction” композитор Александр Бакши в заметках “Из Сухуми в Россию” рассказывает о первом впечатлении, которое производит Россия на южанина, делится горькими мыслями о судьбе родного города в наши дни. Дипломат Реваз Утургаури вскоре после победы Исламской революции работал в Иране, где самой острой проблемой для советских граждан была — достать водки. Как она решалась и повествуется в очерке “Тропою огненной воды”.
Международный фестиваль русской поэзии и культуры “Пушкин в Британии” дал название новой рубрике. Здесь печатаются стихи лауреата 5-го фестиваля Марии Игнатьевой в подборке “Барселона”. Из заглавного стихотворения:
Сено ворочать время велит.
Я же заладила всё про солому.
Так и умру, не успев похвалить
Мачеху-сваху свою — Барселону.
Священноинок Симеон Дурасов забрел в Северную Италию, о чем и поведал в в своей “Повести о хождении в италийскую страну”. Она написана, как определяет автор, на “сниженном варианте церковнославянского языка, каким по традиции писались сказания о паломничествах и путешествиях” и потому логично опубликована под рубрикой “Неформат”.
А под рубрикой “Нестоличная Россия” — очерк Анатолия Курчаткина “Зимние заметки о летних впечатлениях”, произведенных на автора посещением родного Екатеринбурга, путешествием во владимирскую деревню и Ясную Поляну.
В разделе “Свидетельства” журналист Марина Воронина приходит к выводу “Хорошо там, где нас нет” после печального опыта устроить свое экономическое благополучие на нелегальной работе в Чехии.
Статью из рубрики “Непрошедшее” “Своя стена” так представила ее автор Ксения Кривошеина: “В тексте “Своя стена” мне хотелось поделиться с читателями мыслями о том, что “стена”(ы) … может быть, была не только разделяющей стеной — границей, но и внутренней “перегородкой” в наших сердцах, душах, идеологических противостояниях”. Речь здесь идет о Берлинской стене, возведенной в 1961 году.
“Впечатления”. Здесь печатаются “записки вояжера” Анатолия Королева “Пятнышки божьей коровки” о путешествиях в Рим, Венецию, Женеву, Париж, Пловдив, Софию, Пекин, Тяньцзинь.
Особая рубрика — “Несостоявшееся путешествие” перекликается с рубрикой о невыездном “Пушкине в Британии”. А шведский славист Бенгт Янгфельдт ведет речь о невъездном в Великобританию Маяковском в статье “Английские приключения Владимира Маяковского и его друзей”.
“Литературный пейзаж” шестого номера “Знамени” тоже весьма экзотичен. Здесь печатается статья Татьяны Бонч-Осмоловской “На краю красной пустыни (русская литература в Австралии)”.
О том, как ведут себя наши соотечественники за границей, размышляет Ольга Бугославская в статье “Веселья час” под рубрикой “Образ жизни”.
В июньском “Наблюдателе”, тоже посвященном путевым заметкам в стихах и прозе, Лиля Панн делает обзор эссеистики Алексея Цветкова по его книгам “Эдем и другое” и “Атлантический дневник””; Светлана Бучнева рецензирует книгу стихов Даниила Чкония “Я стою посредине Европы”; Анна Кузнецова размышляет над книгой Вольфганга Бюшера “Берлин—Москва. Пешее путешествие”; Александр Мелихов делится впечатлениями о книге Алефа-Бета Иегошуа “Пять времен года”. Под рубрикой “На другом языке” Мая Ульрих анализирует достоинства исследования Хуберта Винкельса “Добрые знаки. Немецкая литература 1995 — 2005” (Hubert Winkels. Gute Zeichen. Deutsche Literatur 1995 — 2005.). Сергей Боровиков под рубрикой “Симптом” рассуждает о “Хрестоматии для начальной и средней школ: саратовские писатели — детям”. “Незнакомый журнал”, прочитанный Галиной Ермошиной, — подзабытая “Звезда Востока”, издающаяся в Ташкенте. “Арахна” Марии Галиной посвящена сайтам на тему “Литературная карта России”. Александр Агеев требует “Предъявите контекст” у издателей журнала “Саквояж”.

"ИНОСТРАННАЯ ЛИТЕРАТУРА" № 6, 2008

Георг Кляйн. Либидисси. Роман. Перевод Анатолия Егоршева.

Роман (1998) современного немецкого прозаика (р. 1953). Действие происходит в некой азиатской (а может, африканской) стране, в недавнем прошлом освободившейся от власти Иноземной державы; теперь здесь хозяйничают религиозные сектанты, поклоняющиеся покойному пророку “местного разлива” Гахису. Герой – тайный немецкий агент, выполняющий секретную миссию передачи информации в центр. Однако роман вовсе не “шпионский”; скорее это метафорическая вариация на вечную тему “Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись”. Густая сюрреалистическая атмосфера столичного города Либидисси обволакивает, поглощает и затягивает пришельца из иной, привычной нам цивилизации – пусть даже сам он этого уже не осознает. Роман можно было бы счесть фантастическим и отчасти абсурдистским, если бы не поражающая и пугающая опознаваемость приходящих на ум реальных аналогов, будь то Вьетнам, Афганистан или Ирак.

Хавьер Мариас. Рассказы. Перевод Н. Мечтаевой.

Испанский прозаик того же поколения, что и Кляйн, с рассказами, написанными примерно в то же время (десятилетней давности). И с похожим налетом мистики, оставляющим происходящее, как правило, без окончательного объяснения. Никаких социально-политических аллюзий здесь нет, зато встречаются привидения.

Тоне Павчек. Стихи. Перевод Жанны Перковской. Ленинградская встреча с Бродским. Эссе. Перевод Татьяны Жаровой. Вступление Надежды Стариковой.

Подборка к 80-летию современного словенского классика, лауреата нескольких (включая самую высшую) национальных премий. В 1963 году уже солидный 35-летний Павчик приехал из Югославии (т.е. практически с настоящего Запада) в советский Ленинград, где среди прочего встретился с 23-летним – молодым, но уже опальным – Иосифом Бродским. Увез домой его стихи (вместе со стихами Рейна и Бобышева). Четверть века спустя, уже после присуждения Бродскому Нобелевской премии, Павчек тепло вспоминает по тем временам практически невероятную встречу. В качестве бонуса – письмо Бродского Павчеку 1988 года.
Исмаиль Кадарэ. Прощальный подарок Зла. Новелла. Перевод и послесловие В. Тюхина. Интервью для читателей “Иностранной литературы”. Запись беседы, вступление и перевод В. Тюхина.
В 2005 году было объявлено об учреждении Международной Букеровской премии, и первым ее лауреатом стал албанский писатель Исмаиль Кадаре (р. 1936). Публикуемая в этом номере новелла (1995) удачно перекликается с романом Кляйна: только Империя здесь не на Западе, а на Востоке (Империя – Турция, а провинция – Албания). Посланец из Стамбула раскрывает правителю албанского города хитроумный план противодействия западному влиянию, реализовав который можно удержать Албанию в мусульманской Османской Империи и не пустить ее во враждебную христианскую Европу. (Возникают нетривиальные параллели с современными раскладами). В интервью писатель тепло отзывается о российских читателях и вспоминает, в частности, конец 50-х, когда он учился в московском Литературном институте. В качестве бонуса – короткий рассказ о горькой (и типичной) судьбе русской женщины, вышедшей в ту оттепельную эпоху замуж за албанца.

Литературный гид: Славомир Мрожек.

Основной материал “Гида” – фрагменты автобиографии замечательного польского драматурга (р. 1930), которая вышла в 2006 году и которую он назвал “Валтасар”. Подобно своему дальнему родственнику (не по крови, а по духу творчества), Даниилу Хармсу, Мрожек публично объявил о том, что его прежнее имя осталось в прошлом и отныне его надо именовать иначе, а именно – Валтасар. Впрочем, в самом мемуарном тексте чисто мрожековского абсурдистского юмора не так много: это вполне серьезные воспоминания, вместившие в себя несколько исторических эпох (в публикуемых фрагментах – четыре: довоенная Польша, немецкая оккупация, первые годы ПНР, оттепель). Хотя знакомая ироническая интонация, конечно, окрашивает (и, безусловно, украшает) текст. В качестве бонусов – фрагменты интервью, данного в 2003 году театральному критику, своему ровеснику Ежи Кенигу и статья Ирины Лаппо “Мрожек на русской сцене”. Супербонус – рисунки мэтра.

Роберт Чандлер. “Очуждать или осваивать”: по следам переводческого семинара. Перевод с английского Ю. Клименовой под редакцией А. Борисенко.

В рубрике “Трибуна переводчика” – статья на “вечную” тему о конкуренции двух подходов к переводу. Нужно ли стараться перевести абсолютно все или, может быть, следует смириться с тем, что какие-то семантические нюансы при переводе неизбежно теряются? А может быть, отдельные слова вообще не стоит переводить – потому что в языке перевода просто нет аналогичных понятий? Например, слово “тоска” (в частности, в прозе Платонова) автор решил по-английски передавать просто транслитерацией: toska. Иначе (как объяснил еще Набоков) не получается…

Александр Жолковский. “Красотка очень молода…”

В рубрике “Carte blanche” известный российский (и давно живущий в Америке) филолог одарил нас очередным текстом в жанре “виньетки” – жанре, в котором он в последние годы выступает как прозаик-эссеист. В данном случае автора волнует, почему в фильме “Красотка” Джулия Робертс за деньги Ричарду Гиру отдалась, а бесплатно не захотела. Объяснение основательное и социокультурологически убедительное.

Кеннет Кук. Страуса любить невозможно. Рассказ. Перевод с английского Тины Васильевой.

В рубрике “Ничего смешного” – образец австралийского юмора. Может напомнить старый мультфильм “Крылья, ноги и хвосты”.
В рубрике “Среди книг” – три рецензии. Наталья Мавлевич пишет о сборнике переводов Александра Ревича из европейской поэзии XIV-XX веков “Паломник”, Сергей Костырко – о книге Рышарда Капущинского “Император. Шахиншах” (перевод с польского С. И. Ларина), Михаил Айзенберг – о сборнике короткой прозы Зиновия Зиника “У себя за границей”. Первую рецензию стоит читать с оглядкой на статью Роберта Чандлера, вторую – на роман Георга Кляйна. Третья интересна сама по себе.
В рубрике “БиблииофИЛ” Михаил Визель представляет переводные новинки: “Письма Фридриха Ницше”, “Трикстер, Гермес, Джокер” Джима Доджа, “Путь на волшебную гору” Томаса Манна, “Периодическую систему” Примо Леви, “Светскую дурь” Бена Элтона, “Бегущего по краю ветра” Халеда Хоссейни, “Тетради дона Ригоберто” Марио Варгаса Льосы, “Серную кислоту” и “Дневник ласточки” Амели Нотомб и “Лето Гармана” Стиана Холе. А А. Лешневская и И. Мокин рассказывают о пока еще не переведенных книгах Сэйса Нотебоома, Рышарда Капущинского, Оливера Сакса, Сэмюэла Тейлора Кольриджа, Уильяма Тревора, Антуана де Сент-Экзюпери, Имре Кертеса и Мориса Бланшо.

“НОВЫЙ МИР”, №6, 2008г

ПРОЗА
Бахыт Кенжеев. Из книги счастья. Вольная проза
Повествование про лето абсолютного счастья, которое прожил московский мальчик в 1937 году в Переделкино вместе с мамой, техническим работником Дома творчества; - про сбор грибов, просмотр вместе с писателями замечательного фильма “Цирк”, наблюдения за светлячками. Про абсолютную гармонию мира, в котором доблестные энкавэдэшники и писатели - “писцы, находящиеся в творческой командировке в спецфилиале Дома творчества по поручению Народного комиссариата внутренних дел” - борются с “затаившимся, но ныне разоблаченным врагом”.

Борис Екимов. Предполагаем жить. Повесть
Окончание – начало в № 5 (“Семейная повесть” из жизни “новых русских”; в центре повествования мать, успешный предприниматель, и два ее сына, один из которых намерен пойти дальше матери как бизнесмен и как политик, а второй непроизвольно следует философии жизни рано-умершего отца, врача-бессребреника, не сумевшего и не захотевшего сделать врачевание исключительно бизнесом).

Владимир Демичев. Яма. Рассказ
Рассказ современного русского писателя, отсылающий читателя к прозе Чехова и Платонова, - про котлован, который начали рыть рядом с больницей еще до первой мировой войны для обновленной, грандиозно-праздничной жизни в глубинной России, и который к 1918 году превратился в гигантскую Яму - братскую могилу при госпитале, постепенно укладывающую на свое дно народонаселение страны.

Александр Образцов. Все кончилось. Рассказы
Подборка рассказов питерского литератора (прозаика, эссеиста, драматурга), в “Новом мире” дебютировавшем подборкой своих максим (№ 8, 2003 – “Ночной дозор” ), вполне выдерживавшим сравнение с классическими образчиками этого жанра (Ларошфуко, Розанов), но в отличие от коллег по перу, предающемся еще и художественному творчеству. Содержание его рассказов (как и форма) содержат все ту же ориентацию на философогему - “Бог войны” (про войну полов, отнюдь не игровую), “Блондинка с перебитыми ногами” (про сам феномен витальности современного человека, в данном случае, женщины), “Брандахлыст” (про ментальность русского, требующую восточной ереси) и про “Все кончилось”.

СТИХИ

Подборки стихотворений Светланы Василенко “Покажи ей чудо”, Андрея Родионова “Синдром Мюнхгаузена”, Владимира Амбросимова “Свободен (со вступительным словом Марины Кудимовой),
Андрея Василевского “На расстоянии руки”
За окном соседи голосят.
Я проснулся, мне за пятьдесят.
За окном великая страна.
Очень эта родина странна.
Человеку к старости нужна
Собственная тесная страна,
Чтоб на расстоянии руки
Положить тяжелые очки.
Я родился здесь, в другой стране,
На луне, увиденной во сне.
Хочется ласкать, а не кончать.
И железо больше не качать.
 
НОВЫЕ ПЕРЕВОДЫ

Из английских поэтов-кавалеров XVII века. Переводы Марины Бородицкой.
(Здесь ямки от ее спины
В земле податливой видны,
И глина льнет еще сырая
К подолу нимфы, не желая
Расстаться с ней. Весной же тут
До срока розы расцветут,
… … …
Как не упасть Адама сыну,
Коль небеса толкают в спину?
Тебе лишь тем нанес урон,
Что скоро встать позволил он.
Эдмунд Уоллер /1606 – 1687/)
 

ИЗ НАСЛЕДИЯ
Дневники В. Полонского. "Моя борьба на литературном фронте". Публикация Сергея Шумихина. Окончание
“17/XII, 31. Заходил в редакцию Артем. Разговор о Шолохове. Я спрашиваю, как он относится к нему.
“Сомнение большое есть о первом томе Тихого Дона. Ему было двадцать лет, когда он сдал его в печать. Написать сам он не мог: слишком хорошо и глубоко, слишком много знаний человека и разных вещей. Для двадцати лет невозможно. А потом были люди, которые слушали начало этого тома еще в шестнадцатом году, – читал автор”.
“Так разве автор известен?”
“Да. Царский офицер, казак, образованный человек. Он читал небольшому кругу лиц, и среди слушателей было двое – один какой-то военный, – имя забыл, а другая – жена С. С. Каменева”.
“Так что, эти разговоры имеют почву?”
“Очевидно”.
“Но ведь Шолохов талантлив. Ведь второй том “Тихого Дона” хорош, – хотя и слабее первого. Наконец, он прислал нам только что начало романа “С потом и кровью”, о коллективизации, – талантливо, ярко, сильно”.
“Да, он талантлив, бесспорно. Но ничего особенного в его уме нет. Я с ним месяц был за границей. Идешь по городу, слушаешь его, говорит умные вещи – но ничего, что задело бы. Средний ум”.”
 ОПЫТЫ

Михаил Горелик. Лета, Лорелея
Воодушевленный последним фильмом Йоса Стеллинга “Душка” (фильмом пронзительном, трогательном и жутковатом - про русских, вломившихся в Европу, и про европейцев, впустивших их, и вдруг обнаруживших в себе некий, занесенный пришельцами вирус странного душевного состояния “русскости”, с которым главный герой бороться и не думает, напротив – с некоторым мазохистским почти наслаждением отдается этой болезни) Михаил Горелик пишет не разбор и не комментарий, а как бы переснимает фильм средствами лирической эссеистской прозы.
Цитаты: “Я знаю, русские любят подшутить над собой, но не любят, когда шутят над ними. Так вот, считайте, что я шучу над вами как русский”, - Йоса Стеллинг.
““Душка” выдвинута на “Оскара”, и если она “Оскара” не получила, значит, “Оскар” ее не достоин", - Михаил Горелик.

КОММЕНТАРИИ
Алла Латынина. Призвание и судьба
О книге Л. Сараскиной “Александр Солженицын”, вышедшей в серии “Жизнь замечательных людей” - “…биография писателя, так горячо, страстно и пристрастно написанная Людмилой Сараскиной, останется единственным в своем роде трудом, источником, с которым будут, возможно, спорить, но еще чаще – на него ссылаться.

 РЕЦЕНЗИИ. ОБЗОРЫ

Сергей Беляков “Блуда и диверсант” - О повести Алексея Иванова “Блуда и МУДО” (СПб., “Азбука-классика”, 2007);
Елена Погорелая "…Я-мысль о тебе…" – о книге Александра Кабанова “Аблака под землей. Cимпатические стихи” (М., Издательство Р. Элинина, 2007);
Алексей Левинсон “Книга погромов” – о книге “Книга погромов. Погромы на Украине, в Белоруссии и европейской части России в период Гражданской войны 1918 - 1922 г. Сборник документов. (М., РОССПЭН, 2007);
Александр Чанцев “Побег в отель. Будущее в униформе тюремщика” - о книге Александра Ленель-Лавастин Забытый фашизм: Ионеско, Элиаде, Чоран. Перевод с французского Е. Островской. (М., “Прогресс-Традиция”, 2007).
Книжная полка Михаила Эдельштейна
Представлены:
А. П. Козырев. Соловьев и гностики. М., Издатель Савин С. А. , 2007;
В. Г. Сукач. Василий Васильевич Розанов. Биографический очерк. Библиография: 1886 – 2007. М., “Прогресс-Плеяда”, 2008;
Я. В. Сарычев . В. В. Розанов: логика творческого становления (1880 – 1890-е годы). Воронеж, Издательство Воронежского государственного университета, 2006;
Ф. Ф. Фидлер. Из мира литераторов. Характеры и суждения. Вступительная статья, составление, перевод с немецкого, примечания, указатели и подбор иллюстраций К. М. Азадовского. М., “Новое литературное обозрение”, 2008;
Брюсовские чтения 2006 года. Ереван, “Лингва”, 2007;
Иван Коневской. Стихотворения. Вступительная статья, составление, подготовка текста и примечания А. В. Лаврова. СПб., Издательство ДНК; М., “Прогресс-Плеяда”, 2008;
Башня Вячеслава Иванова и культура Серебряного века. СПб., Филологический факультет СПбГУ, 2006;
А. Смирнов (Треплев). Театр душ. Стихи. Критические этюды. Воспоминания. Письма. Составление, подготовка к публикации, вступительная статья и комментарии М. А. Перепелкина. Самара, “Самарский университет”, 2006;
“Младоформалисты”. Русская проза. Составитель Я. Левченко. Санкт-Петербург, И Д “Петрополис”, 2007;
Е. А. Тахо – Годи. Художественный мир прозы А. Ф. Лосева. М., “Большая Российская энциклопедия”, 2007.
Звучащая литература Павла Крючкова
Первая часть двучастного обозрение аудиопроектов Андрея Битова разных лет.
Художественный дневник Дмитрия Бавильского
“Поворот винта” Бенджамина Бриттена в московском любительском Театре “Амадей”
Библиографические листки. Книги (составитель С. Костырко). Периодика (составители А. Василевский, П. Крючков)

«ОКТЯБРЬ» №6 – 2008

Валерия Пустовая и Анна Самусенко
– «Кто виноват?» – ответ на этот классический вопрос русского самосознания приводит, как показала наша история, либо в гущу социальной борьбы, либо в уединение покаяния. Социальное и экзистенциальное решения проблемы вины соседствуют и в нашем июньском номере.
– В этом номере мы начинаем публикацию первого романа Ильдара Абузярова, известного своими фантазийными рассказами на мотивы разных культур и мифологий. На этот раз к отличительному для этого автора дрожанию на грани сна и яви, символичности и конкретики, добавляется острое социальное переживание – и получается роман «ХУШ», сплетающий кружево эпохи из узорчатых метафор и стальной нити обличения. Социально заостренный в романе вопрос о вине приобретает здесь новый, по сравнению с историей классовых войн, масштаб: в ответчиках у героев Абузярова – вся современная, без пяти минут глобальная цивилизация, замешанная на когда-то сугубо европейских ценностях.
– В авантюрно короткий срок – неделю («Недельный роман» – указано в подзаголовке) – автор доводит до апогея и катастрофического разрешения внутренний конфликт современной цивилизации. Рассказчику приходит на ум тема, по нынешним временам настолько актуальная, что даже отдает конъюнктурой: мысленно сопоставив вид грандиозного отеля «Эльбрус» за своим окном и картинку в телевизоре, рассказывающем о готовящейся в отеле встрече глав ведущих государств с форумом «Дети мира против террора», он задумывает «написать что-нибудь о теракте». И уже цепляется, цепляет нас за ключевой образ: «бедный юноша Али» в «шикарной пещере» отеля, куда соберутся сорок разбойников, сорок участников саммита преуспевающих государств.
В образе случайно попавшего на детский форум в Петербурге мальчика Али, испытуемого в отеле всем блеском и блудом цивилизации, найдена та точка зрения, с которой становится возможным максимально увидеть противоречивость и вырождение идей потребительского глобализма. Отель «Эльбрус» – своего рода воплощенная утопия цивилизации, полномощная демонстрация техники ублажения человека. Поддаться чарам явленных его взору благ земных Али мешает память о нищете, страхе, горе и безнадежности, которые вырастили его и теперь заговорили в нем голосом революционного протеста. Заявленное название форума – «Дети мира против террора» – Абузяров выворачивает наизнанку, разбрасывая по взрывоопасному пространству Петербурга образы подростков, заряженных жаждой мести. К концу «дня третьего» в романе все безнадзорные, бездомные – отказные дети цивилизации соберутся под крыло террористической группы «ХУШ», замыслившей поход на мир взрослых и сытых.
Восточный образ мирового терроризма получает в романе философское измерение: изжившая представление о сакральном и запретном, европейская цивилизация подставляется под укол инокультурной совести – мусульманское копье ценностной вертикали готовится прорвать паутинную горизонталь  Европы. Так в романе оказываются сплетены потребительская мифология рекламы и розыгрыша, промозглая поэзия революционного Петербурга и восточная мистика, населяющая жизнь человека джиннами, борющимися за право погубить или спасти его душу.
– Пожалуй, Лера, тут впору человеку сражаться с джиннами за право губить свою душу самому…
– А это, Аня, уже экзистенциальное решение проблемы вины: когда плакатный вопрос «кто виноват?» обращен не к шеренге врагов, а тебе самому, одинокому воину в поле жизни. В рассказе «Густой Иерусалим, пустая Венеция» из цикла рассказов Анатолия Наймана два географических пространства оказываются связаны сюжетом вины. Вины не трагической, и это принципиально: обстоятельства сталкивают рассказчика с двумя приятелями юности как с двумя образцами полноценной трагедии, вне которой, по контрасту, ему удалось прожить. Однако по ходу воспоминания оказывается, что их «образцово порушенные судьбы» – в одном случае вечного жениха, в другом пожизненного отщепенца – имеют к рассказчику как будто и не совсем косвенное отношение. Всплывает мелочь, беззлобный, скорее по легкомыслию, и уже сто раз внутренне обличенный проступок – больше малодушие, чем в самом деле преступление. Не клеймо на совести. А так – «шрамик», драма, с которой можно жить «легко, обаятельно, иронично». Набирающий силу мотив безнаказанности комично выражен в образе бывшего вербовщика, ныне известного специалиста по европейскости и демократии. Но сам рассказчик доходит до серьезного переживания нераскаянности как груза, который хорошо бы скинуть вместе со скарбом лет в венецианский канал, столь удачно проложенный для жестов мести.
– Отсутствие раскаяния за содеянное – не всегда признак черствости, Лера. Порой это еще и принятие положения таким, каково оно есть, без сожаления. В «Коротких рассказах» Вячеслава Харченко главным героем, в сущности, оказывается парадокс. Что заставляет героя – неуспешного художника, которому вдруг улыбнулась удача в виде английского посла, выкрикнуть тост: «За свободу Северной Ирландии!»? Неизвестно. Мотивы не ясны, зато очевидны последствия: крах перспектив у художника, крах благих намерений у предпринимателя, решившего честно, по правилам поставить дело в России и облегчить тяжелое социальное положение жителей. Впору было бы ожидать отчаяния. Однако оно, как и многие другие реакции, остается за текстом. В тексте фигурирует лишь такая: «Я не в обиде. Сам виноват: назвался груздем – полезай в кузов» (из рассказа «Критическая доля»).
– А вот, Аня, еще один поворот сюжета номера: вопрос о вине как вопрос профессиональный. Поддерживать ли жизнь в теле, в котором умер мозг, или прекратить страдания человека? Этот вопрос с незаурядной частотой встает перед врачами. Перед реаниматологами в большей, перед другими – в меньшей степени. И всякий раз человек берет огромную ответственность за последствия своего решения. Хорошо, когда врачу хватает сил принять волевое решение, как Валентине из рассказа Владимира Найдина «Прямая линия». Но что ее поступок будет означать для родных больного? Каким количеством угрызений совести заплатит она сама за него? В медицине чувство вины и ответственности за ошибку измеряется иначе, нежели в других профессиях. Владимир Найдин, заведующий отделением реабилитации научно-исследовательского института нейрохирургии им. Бурденко, в цикле рассказов «Реанимация» связывает воедино ответственность больного и доктора. И хотя мотивы сражения со смертью и посягательства на тайны божественного, сквозящие в действиях медиков, придают им особое значение, все же и больному, и доктору одинаково придется держать ответ перед совестью. И вопрос будет звучать так: «Что ты сделал, чтобы загладить чью-либо вину?»
– Владимира Найдина «Октябрь» пригласил и к разговору о современной семье, который журнал ведет в рамках рубрики «Семейная сцена». Медицинский взгляд определил характер беседы «Женщины не рассчитаны на матриархат». Богатейший опыт наблюдения за пациентами, знание психофизических процессов, управляющих поведением человека, позволяют писателю утверждать, что необходимость в семье не отпадет и доминировать среди форм союзов будет традиционная, соответствующая норме. Женщины не рассчитаны на матриархат психологически, а потому именно они, по мнению Владимира Найдина, и не дадут семье – как частному союзу, так и институту в целом – распасться. Черпая примеры в судьбах предков, то есть с интересом оглядываясь на прошлое, писатель Владимир Найдин предпочитает настоящее, которое неизбежно выведет в будущее. Подобную связь времен в своей жизни автор сначала прорисовывает в лицах, а затем в коротких историях из детства в рубрике «Деталь детства».
– Ну вот мы и перешли из раздела художественных публикаций в раздел аналитики. Рубрика «Там, где» читателей этого номера журнала проведет по выставочным залам двух столиц. Игорь и София Тереховы побывали в петербургском Русском музее на ретроспективной выставке Аркадия Петрова, а Анна Слапиня посетила московский ГМИИ им. А.С. Пушкина, который представил своим гостям Новую экспозицию.
– Игорь и София Тереховы («Миф мифа») убедились, что ретроспектива Аркадия Петрова дала больше, чем выставка дает обычно. Она явила документ, который фиксирует изменения человека за последние сорок лет, причем документ этот в своей визуальности оказывается сильнее иных культурологических исследований. Художник Аркадий Петров, работы которого не существуют вне социальной их трактовки, отражает мутации тела на протяжении жизни этого самого тела. И в таком реализме Жизнь и История чувствуют себя значительно увереннее, нежели в череде бесконечных разнородных интерпретаций.
Череда реорганизаций, существенных, но не коренных, идет на пользу музейному собранию. Эту истину вновь подтверждает Анна Слапиня («Реорганизованная классика»), оценившая новую экспозицию в Пушкинском. Изменения, которые внес музей в экспозицию, дополнив ее или переместив, неподготовленному зрителю почти и не заметны. А порой и маститые критики терялись в распознавании преобразований. Поэтому Анна Слапиня взялась провести нас последовательно по залам музея, указывая на то, что изменилось. Однако куда важнее дух нового, который так к лицу хорошо знакомому музею.
– В разделе литературной критики Виктор Есипов обращается к восприятию Пушкина Мариной Цветаевой («А чара – и не то заставит… Цветаевская пушкиниана: взгляд из сегодня»). Все произведения Цветаевой, связанные с великим поэтом, отличаются, по мнению автора статьи, чрезвычайной субъективностью и спорностью суждений, что не может не повлиять на отношение к ним сегодня. Виктор Есипов переоценивает страшные, порой мучительные откровения в прочтении Пушкина, к которым поэтессу, по его мнению, привели заблуждения.
– Тему заблуждений подхватывает Борис Минаев в рубрике «Литчасть», анализируя спектакль Российского академического молодежного театра «Берег утопии». В рецензии «Философские чудовища» писатель делится впечатлениями от целого прожитого вместе с актерами дня. И главный вывод – разница между текстом Тома Стоппарда и российским прочтением пьесы. Для западного зрителя равно важны частная человеческая жизнь и судьба мира. Для русских частная значимее общей. Поэтому, как бы ни старались те, кто смотрит на нас со стороны, интерпретировать события истории, наши герои для нас остаются не философскими чудовищами, но живыми и трогательными людьми.
– А в рубрике «Слово о полке» Вадим Муратханов  размышляет о том, что определяет литературную ситуацию в целом по стране («Основной инстинкт»). География словно бы выделяет каждому его место. Выжить тем, кто остался в провинции, помогает только основной инстинкт литератора – публиковаться. Поэтому провинциальный альманах здесь – единственный дом писателей.
– По ходу размышления Муратханов цитирует ряд нестоличных поэтов. А мы, как обычно, процитируем одного. В номере опубликованы поэтические подборки Игоря Иртеньева «Не дарите писателям книжки…» и Григория Петухова «Речь из букв». Вот стихотворение последнего – без названия:
Что собой представляет жизнь – не ответишь с подходу.
То ли бредущую через поля под дождем пехоту,
то ли пахоту, превращенную в месиво ими,
то ль пустотелую пагоду, где произносят Имя.

То ли рукопись, полную правки, помарок, пятен:
издатель отверг, сочинитель от горя спятил...

И потом, как прожить ее? Лавры стяжав, за руном золотым в погоне,
страсти в кулак зажав или просто в буддийской коме?
Пылкой речью ее расцветить, адюльтером, дуэлью
или всей широкой душой предаться безделью?
Поселиться в медвежьем углу, ходить в деревянну церкву
либо свой лик разместить на киоте поближе к центру?

Так или этак грядущему быть блестящим,
с темным прошлым его сопоставь или с настоящим:
в смысле том, что распасться на части плоти,
прахом покрыться делам и словам только выжить вроде.