«Дружба Народов»

 №10, 2008г.

Ольга Седакова. Стихотворение. Прощание.

Мне снилось, как будто настало прощанье
и встало над нашей смущенной водой.
И зренье мешалось, как увещеванье
про большие беды над меньшей бедой,
про то, что прощанье — еще очертанье,
откуда-то ведомый очерк пустой.
Но тут, как кольцо из гадательной чаши,
свой облик достало из жизни молчащей
и, плача, смущая и глядя в нее,
стояло оно, как желанье мое…

Светлана Петрова. Многоликий Кавказ: Повесть. Кавказский гамбит.

В 1864 году наместник на Кавказе Великий князь Михаил Александрович в урочище Кабаада (ныне Красная Поляна) принял участие в торжественном молебне и параде войск Кавказской армии. Он поздравил соотечественников с покорением Западного Кавказа и завершением Кавказской войны, которая длилась тридцать пять лет. Сбылась имперская мечта — Северо-Западное Причерноморье было окончательно присоединено к России. Чтобы избежать ползучей партизанской войны на южных границах, царское правительство предъявило коренному населению ультиматум: переселиться на равнины Кубани или уехать в Турцию.

Город Хоста стал районом Большого Сочи, который в ХХI веке из доступного для населения всей страны санаторно-бальнеологического курорта целенаправленно превращается в горноклиматическую зону отдыха для элиты. Есть проект — построить в море напротив Хосты насыпные острова с высотными пятизвездочными гостиницами и паркингами для дорогих яхт, что нанесет побережью непоправимый экологический урон. Уникальная Мацеста медленно умирает, содержать ее невыгодно из-за высокой стоимости лечебных сероводородных ванн.

Вадим Муратханов. Многоликий Кавказ: Из цикла "География памяти"

Урикзор

 В одном киножурнале, из детства, рассказывалось об умельце, работавшем с грецкими орехами. Он раскалывал орех пополам, очищал его изнутри и затем из каждого полушария создавал миниатюру. Умелец использовал узор, уже нанесенный на поверхность ореха природой, резцом углубляя некоторые из покрывавших скорлупу морщинок, — и получал кораблик, домик, лицо человека…

Мне всегда вспоминается этот сюжет, когда речь заходит о планировке и архитектуре Ташкента. До недавнего времени градостроители действовали здесь примерно так же: они давали городу расти по его собственным законам, при необходимости лишь углубляя, подчеркивая какие-то уже присутствующие в его облике детали. Поэтому Старый и Новый город долгое время существовали достаточно автономно, не вмешиваясь во внутреннее устройство друг друга.

Академик Митхат Булатов, бывший в 50—60-е годы главным архитектором Ташкента, рассказывал мне однажды, как строился стадион “Пахтакор”. На месте этого сооружения когда-то была огромная яма, где местные жители испокон веков разворачивали ярмарки, конные скачки, народные игрища. Градостроители яму кое-где углубили, выровняли склоны и дно — и получили стадион на 60 тысяч мест. 90% работы, уверял академик, было выполнено самой природой задолго до начала строительства.

Леонид Волков. Публицистика. Долгий век кулачного человека. О фашизме, нацизме, ленинизме, сталинизме и модернизации в перспективе 2022 года.

“Для одних фашист — Джордж Буш. Для других — Владимир Жириновский. Для третьих — Виктор Ющенко. А кое для кого, скажем, Егор Гайдар или Борис Немцов. Одни фашистами называют либералов. Другие — нацболов. Третьи — “сионистов” и “жидомасонов”. Четвертые — коммунистов. Пятые — “нашистов”... Кого только не клеймят нынче “фашистом” в России?”

Но история распорядилась термином “фашизм” по-своему и тем самым задала нам немало загадок. Почему, например, о гремевшем когда-то имени итальянца, основателя “фашизма”, кроме профессоров истории мало кто, пожалуй, сегодня вспоминает, зато термин прочно приклеился к австро-немцу Гитлеру и к Германии?

Почему термин “фашизм” так прочно связывается с преследованием и уничтожением миллионов людей, прежде всего евреев, между тем как немецкие евреи бежали от Гитлера именно в фашистскую Италию? Почему “фашист” Гитлер преследовал католиков, в то время как “фашист” Муссолини заключил конкордат — Латеранские соглашения — с папой римским, а “фашист” Франко предоставил католической церкви полную свободу и всяческие привилегии? Почему “фашист” Муссолини строил прежде всего линии электропередачи и жилые кварталы, в то время как “фашист” Гитлер — концлагеря и пушки? Почему “фашист” Муссолини одним из первых на Западе признал СССР и лишь неохотно вступил в войну Германии с Советским Союзом, а “фашист” Франко сумел от нее уклониться? Почему коммунисты Ленин и Троцкий свободно отпускали людей в поездки в фашистскую Италию, а “антифашист” коминтерновец Сталин заключил удивительный союз с “фашистом” Гитлером и готовил, как сообщает Шелленберг, присоединение СССР к державам оси с их “антикоминтерновским пактом”? Почему именно в городах бывшей “социалистической” ГДР, а не в западной части Германии все больше появляется молодых поклонников Гитлера и все чаще нападают на “инородцев”? И почему в России… 

Анатолий ЦирульникоВ. Нация и мир: Страна Россия. Облавная охота на зайцев у северных якутов.

Хорошо известный читателям “ДН” автор, академик Российской академии педагогических наук и страстный путешественник Анатолий Маркович ЦИРУЛЬНИКОВ на сей раз ведет нас за полярный круг, в Якутию, и, как всегда, увлекательно рассказывает о жизни наших соотечественников в тех местах, куда большинство из нас едва ли когда-нибудь доберется

Много поселков и городков в верхних широтах и по побережью Северного Ледовитого океана брошено государством. Говорящие головы масс-медиа настойчиво транслируют мнение властей — освоение Севера было ошибкой. Незачем тратить средства на инфраструктуру и соцкультбыт — вахтовый метод заменит будущее жизнеустройство. Это сигнал о том, что грядет второе пришествие промышленности, которое может оказаться страшнее первого. И в нем не видно места человеку. Кажется, уже принято решение о его, человека, депортации. Человек, со своими зайцами и оленями, не должен тут жить, не нужен он машине, которая жадно, безостановочно высасывает и вычерпывает из недр нефть, газ, золото, алмазы — якутские запасы кажутся неисчерпаемыми, а машине нужен размах и чтобы никто не стоял под драгой.

 «Иностранная литература»

 № 10, 2008г.

Очередной специальный номер, посвященный литературе Италии, называется “Итальянский калейдоскоп”.

А.Ямпольская. Итальянская литература: вчера, сегодня, завтра. Эссе от составителя.

Панорама современной итальянской литературы представлена обширной антологией новеллы и антологией современной поэзии. Выбор в пользу новеллы не случаен: по всеобщему мнению, именно в этом жанре итальянская проза проявляет себя наиболее ярко, и антология как нельзя лучше позволяет показать стилистическое богатство, разнообразие манеры письма, отличающее современных писателей. Соглашаясь с литературоведами, которые выделяют две фигуры, решающим образом повлиявшие на развитие итальянской прозы во второй половине XX века, - Итало Кальвино, хорошо известного отечественному читателю, и Пьера Витторио Тонделли, впервые представленного на страницах этого номера, мы все же уйдем от разговора о школах и направлениях. Итальянская литература многолика, открыта самым разным веяньям, и ей еще предстоит найти себя. Собранные под этой обложкой авторы - Клаудио Пьерсанти, Клара Серени, Эрри де Лука, Микеле Мари, Стефано Бенни, Пеппе Ланцетта, Эрманно Каваццони - те, кто во многом определяет ее сегодняшний день.

 Альберто ди Мауро. Обращение к российскому читателю.

За последние годы двусторонние отношения между Россией и Италией оживились, окрепли и охватывают теперь самые различные сферы. Неуклонно растет интерес ко всему, что «сделано в Италии» и что нередко воспринимается как воплощение итальянского образа жизни. Этот процесс имеет много сторон, и культура играет в нем заметную роль, являясь одновременно связующим звеном и силой, ускоряющей наше движение навстречу друг другу.

По всей России работники библиотек стали внимательнее приглядываться к произведениям итальянских авторов - как к переводам, так и к книгам на языке оригинала. Показателен в этом смысле пример Российской государственной библиотеки, которая приобрела внушительное число итальянских книг и, стремясь подчеркнуть значение этого события, приурочила к нему специальную выставку. Огромную честь оказала нам и одна из московских городских библиотек, принявшая решение о переименовании в Библиотеку имени Данте Алигьери

Пьер Витторио Тонделли.  Антология современной новеллы. Тоже либертины.

Но Рождество непременно наступит, в этом году тоже, и уже давно пришла пора хлопотать, готовясь к неделе в Доломитах, в доме Аннакарлы, - собирать красивые коробочки с подходящими пестрыми цацками: толкиеновский календарь, ежедневники в шелковом переплете от Франко Марии Риччи, данхилловский трубочный табак, а еще хоть немного «Лорен Перье», выбивая из оптовиков специальную цену, по семь кусков за бутылку.

И поскольку за Рождеством приходит новый год, надо закрыть счета, внести за квартиру, за свет и газ, продлить страховку и прочую дребедень, да и в универе заплатить. А в Болонье в эти последние дни настоящий бардак, все сходят с ума, потому что опаздывают с зачетами и экзаменами, а еще же нужно с отсрочкой от армии разбираться, не то будет слишком поздно, а «левые» конторы уже больше заказы не принимают, так что приходится самому суетиться, проводить часы в очередях, в ожидании и нервотрепке, чтобы потом наконец просунуть голову в окошко, заплатить, сгрести бумаги и мчаться на станцию - ловить поезд, не имея даже возможности заскочить в «Дзанарини» выпить шоколада или спокойно прогуляться вдоль галереи Павальоне, ведь как раз сейчас ее витрины полны разных прекрасных вещей, правда прекрасных. Так нет же - всегда на бегу, туда-сюда: автобус, поезд, пригородный автобус; и все для того, чтобы вернуться в этот помоечный городок, оторванный от всего мира, хорошо еще, что дни стоят прекрасные, на небе ни облачка, а иначе всякое сообщение прервалось бы, и сам понимаешь, что за радость - оказаться в карантине с одной деревенщиной. Но теперь уж всё, конец беготне по улицам и стоянию в очередях. На фиг, можно спокойно ждать Рождества, чтобы оторваться от всего хоть ненадолго.

Клара Серени.  Антология современной новеллы. Годовщина.

Плач в ночи нарастает. Без слов, отчаянный. Вынырнув из сна, она спрыгивает с кровати в свете маленького ночника, который не гасят специально для ребенка в тщетной надежде, что его это успокоит. В полутьме она ступает уверенно, поит сына ромашковым отваром, заранее приготовленным в кувшинчике и подслащенным капелькой меда, чтобы было приятнее.

Потом садится к нему на кровать, кутается в халат, спасающий от холода. Тихонько напевает привычную, проверенную песенку. Не исключено, что ей теперь не спать до утра. Она наклоняется, соскребает с пола раздавленный сырок. Болит спина. Привычными движениями смахивает с паркета крошки - щеткой без половой тряпки, - стирает пятна и следы от обуви. Вообще она убирает только самую заметную грязь, один раз в день, а на прочее не обращает внимания.

В ванной раковина вся измазана зубной пастой. Бесформенный тюбик открыт. Она наводит порядок и прислушивается: звуки, доносящиеся из спальни, не тревожат слух. Поднимает помятую металлическую дудку, кладет ее на полку, стараясь запомнить куда: днем дудочка, конечно, понадобится - это любимая игрушка сына. Сам он ее не найдет. Для того чтобы что-то вспомнить, ему нужна память других людей.

Она заглядывает в дверь. По большой двуспальной кровати словно ураган прошелся: подушки - в ногах, ручной вышивки покрывало съехало на пол. Кружевная оторочка утратила былую свежесть. Под периной что-то выпирает и шевелится. «Это он домик себе строит», - думает она и улыбается. В детстве она тоже так играла. Но у сына, конечно, совсем иная игра.

Массимо Бонтемпелли. Из классики ХХ века: футуризм, экспрессионизм, сюрреализм. Бурная жизнь. Книга авантюрных романов.

Шел первый послевоенный год. Пьеро заглянул ко мне, чтобы вместе идти завтракать. Я надел пальто, и мы тронулись в путь.

Мы были ступенек на десять или восемь выше площадки второго этажа, когда дверь его квартиры отворилась и оттуда выскользнула миниатюрная, донельзя закутанная женщина. Ничего общего с кокоткой. Мещаночка, довольно скромная как в поведении, так и в одежде. Несчастье, подвигнувшее ее посетить доктора Х., вполне могло объясняться чисто семейной неурядицей.

Бедная женщина, кутающаяся в черную шубку, стала спускаться по лестнице, не оборачиваясь и не поднимая глаз. Мы же с Пьеро поневоле последовали за нею на расстоянии упомянутых десяти или восьми ступенек. Бес, временами толкающий меня под ребро и нашептывающий более чем гнусные советы, появился как раз в этот момент. Оборотившись к Пьеро, я сообщил ему с истинно олимпийским спокойствием…

Наши интервью. Запись беседы с Паоло Нори Анны Ямпольской. «Россия мне нравится потому, что пугает…»

Анна Ямпольская. Вы известны и как писатель, и как переводчик. Кем Вы сами себя считаете? Что Вам больше нравится: писать или переводить?

Паоло Нори. Я больше работаю над романами, чем над переводами: романов у меня вышло пятнадцать, а переводов три. Но мне кажется, что в каком-то смысле это две стороны одного ремесла.

А. Я. Расскажите о своих книгах. В беседе с Алессандро Каталано и Симоне Гуаньелли, напечатанной на страницах журнала «eSamizdat», говорится, что Ваш любимый персонаж Леарко Феррари - настоящий герой своего времени и что Вы как писатель стали голосом целого поколения - может быть, не самого счастливого, раз оно «мало верит в свои силы». Что Вы сами об этом думаете?

П. Н. У меня не очень хорошо получается рассказывать о своих книгах. Всякий раз, когда выходит новая вещь и меня спрашивают, о чем она, я не знаю, что отвечать. Мне кажется, будто, назвав что-то одно, я исключу все остальное, а остальное и есть самое главное. Наверное, дело в том, что, когда я пишу свои книги, на самом деле их пишу не я - они сами пишутся, а я только даю им время появиться на свет. А когда они появляются, оказывается, что я - просто читатель, не хуже и не лучше других, и мое мнение имеет такой же вес, как и мнение всякого иного.

 “Новый мир”

 №10, 2008г.

Бахыт Кенжеев. Стихи. Давай молчать

Бахыт Кенжеев родился в 1950 году. Окончил химфак МГУ. Поэт, прозаик, эссеист. Живет в Канаде. Лауреат поэтической премии “Anthologia” (2005).

Мой земноводный Орион за облаками схоронен, и пусть.
Оставшийся недолог.
Еще сияет сквозь метель серебряная канитель
на иглах выброшенных ёлок,
но рождество и новый год уже прошли, как все прейдет;
знать, вечен разве представитель
ахейских склочников-богов, читай — ремесел и торгов
голенокрылый покровитель.

Шарф клетчатый, ушанка из Шанхая, взгляд — вперед и вниз,
пищит в руке мобильник алый.
Он счастлив: бойкое свистит, над мостовой легко летит
на зависть лире и вокалу.
Подумаешь! Я тоже пел, хоть и неточно; я скрипел
железным перышком начальным
и будущее зрил насквозь; единственно — не довелось
царить над городом случайным…

Олег Сивун. Поп-арт роман. Бренд.

Сивун Олег Юрьевич родился в 1983 году. Закончил Санкт-Петербургский государственный университет культуры и искусств.

Дебютный роман молодого писателя из Петербурга. Написан в стилистике лирико-философского, отчасти - культурологического, отчасти - исторического эссе. Содержание его составила как бы опись самых знаменитых брендов (Энди Уорхол, кукла Барби, Кодак, Кока-Кола, Кодак, Люфтганза, Нокия, Икея, Ксерокс и т. д.), 26 глав - 26 брендов. Но эссеистская форма повествования у Сивуна не исключает, а как бы усиливает то качество его прозы, которое делает ее еще и прозой исповедальной – художественная задача здесь, которую автор ставит перед собой, изобразить мир как собрание брендов, требует уточнения: “мой мир”. Ну а через “мой мир” и - “наш мир”, то есть мир (мироощущение, мировосприятие, миропонимание) тех молодых людей, которым сегодня немного за двадцать.

«…Со времен Andy Warhol’а, Пресли и Монро поп-культура очень изменилась. Она стала более компьютерной, она стала менее красивой, но более яркой и насыщенной. Когда много всего, когда слишком много эстетики — это всегда менее красиво, это всегда более скучно. Мы живем в конвейере эстетического, где все — от жвачки до автомобиля — должно выглядеть красиво. Здесь, наверно, и теряется красота. Чтобы ощутить настоящую красоту, нужно как можно меньше искать красоту в окружающей нас жизни. Я боюсь, когда вокруг меня столько много красивого. Я боюсь привыкнуть к красоте.

Мы живем уже не в обществе изобилия, мы живем в обществе пост-изобилия. Это не значит, что в мире больше не осталось бедных, это значит, что бедность обретает эстетическую форму. Нищие красивы. Мне абсолютно не нравится Монте-Карло, потому что там нет нищих. В по-настоящему красивых городах полно нищих — в Праге, в Нью-Йорке, в Париже, в Рио… Очарование клошара гораздо сильнее очарования человека из высшего общества. Мне больше нравится бомж, спящий на скамейке в парке Хельсинки, чем Пэрис Хилтон на красной ковровой дорожке...».

Мария Галина. В плавнях. Рассказ

Повествование в новом рассказе Галиной начинается почти традиционной социально-психологической исторической (времена гражданской войны) прозой и абсолютно естественно – во всех отношениях – становится повествованием фантастическим, в котором фантастика точно следует за фантасмагоричностью самого менталитета нашей истории.

Елена Холмогорова. Танцуют все! Рассказ

Рассказ про современную городскую жизнь, в которой бытийное всегда пополам с бытовым, иногда - в гротескном выражении.

Алла Латынина. Комментарии. “Пережиток Средневековья” или элемент культуры?

О цензуре, получившей в новейшем времени шанс стать инструментом культуры, а не подавления свободной мысли.

«В мае 1967 года Солженицын взорвал рутинную обстановку очередного съезда советских писателей с его верноподданническими фальшивыми речами, скучающим залом и язвительными комментариями в кулуарах, поставив в своем знаменитом письме к съезду вопрос, о котором знали все, но никто не решался публично обсуждать: вопрос о цензуре.

“Не предусмотренная конституцией и потому незаконная, нигде публично не называемая, цензура под затуманенным именем Главлита тяготеет над нашей художественной литературой и осуществляет произвол литературно неграмотных людей над писателями. Пережиток средневековья, цензура доволакивает свои мафусаиловы сроки едва ли не в XXI век! Тленная, она тянется присвоить себе удел нетленного времени: отбирать достойные книги от недостойных”.

Для писателя, не изолгавшегося вконец, не было вопроса больнее. Солженицын попал точно в цель, когда напоминал литераторам, как они пасовали перед цензурным давлением и “уступали в структуре и замысле своих книг, заменяли в них главы, страницы, абзацы, фразы, снабжали их блёклыми названиями, чтобы только увидеть их в печати, и тем непоправимо искажали их содержание и свой творческий метод”.

 

Марк Амусин. Литературная критика. Осень патриархов.

Амусин Марк Фомич (род. в 1948) — литературовед, критик. Докторскую диссертацию по русской филологии защитил в Иерусалимском университете. Автор книг “Братья Стругацкие. Очерк творчества” (1996), “Город, обрамленный словом” (2003), “Зеркала и зазеркалья” (2008

“Признаюсь – идея написать статью о Маканине и Битове пришла мне в голову довольно механическим способом. У обоих в минувшем году случился 70-летний юбилей, оба были (общепризнанно) ведущими прозаиками позднесоветского (а фактически не-советского) литературного процесса, статус обоих в последние полтора десятилетия достаточно проблематичен: уважаемые, почитаемые, но не слишком читаемые актуально авторы. Вдобавок – непохожие, “непересекающиеся”. Но это – только на первый взгляд…”

Рецензии. Обзоры

Сергей Беляков “Память ландшафта” – о книгах Александра Иличевского “Пение известняка: Рассказы и повесть” (М., “Время”, 2008) и “Гуш-мулла. Эссе” (М., “Время”, 2008);

Сергей Морозов “А кажется — раскрытая рука” - на книгу Татьяны Носковой “Стихотворения” (М., “Водолей Publishers”, 2008);

Татьяна Касаткина “Искусство пережить смерть автора” - о книгах Каталин Кроо “Творческое слово Ф. М. Достоевского – герой, текст, интертекст” (СПб., “Академический проект”, 2005) и “Интертекстуальная поэтика романа И. С. Тургенева “Рудин”. Чтения по русской и европейской литературе” (СПб., “Академический проект”, Издательство ДНК, 2008)

Юрий Каграманов “Карл Маркс между поэзией и алгеброй” - о книге Жака Аттали “Карл Маркс: Мировой дух”. (М., “Молодая гвардия”, 2008)

Библиографические листки. Книги (составитель С. Костырко). Периодика (составители А. Василевский, П. Крючков)

 

«Октябрь»

 №10, 2008г.

Альбина абсалямова. Эссе.Стихи. Алифба.

Когда я спрашиваю своих иногородних знакомых о том, какие ассоциации вызывает у них слово “Казань”, они обычно вспоминают Казанский университет, казанский Кремль и Казанский вокзал. Еще говорят о том, что наш город, перешагнувший тысячелетний рубеж, можно считать российским Стамбулом – городом-сплавом востока и запада.

Буква “А”. Для меня это – арабская вязь. Так писала моя бабушка, Магина ханум Чумарина-Абсалямова. Из раннего детства, из нелегких лет юношеских скитаний по России (семью раскулачили, дом отобрали, родителей сослали в Сибирь) привезла она в Казань это диковинное письмо. Незадолго до смерти, случайно отыскав эмигрировавших после революции родственников, переписывалась она с ними исключительно арабской вязью. Я не понимала ее письма (конечно, официально она использовала кириллицу), но оно завораживало меня. Бесконечно долго вглядывалась я в непонятные буквы, местами очень похожие друг на друга, местами очень разные, и даже не старалась понять принципов написания, просто любовалась. Разглядывая бабушкины письма, я мысленно оказывалась где-то далеко на востоке – то ли в Багдаде, то ли в Бухаре.

 

Уронила красавица в речку казан,
Вырос город – прекрасней красавицы той.
И к намазу влечет сладкогласный азан,
И к обедне зовет седовласый святой.

И дарами далеких-далеких земель
Искушает базар – караванщик-старик,
И шафран, и корица, и солод, и хмель,
И торговцев нездешних волшебный язык.

А у сказочных белых кремлевских ворот
Нерушимой скалою вознесся Джалиль.
И стекается в Кремль разномастный народ,
И сияет мечеть, как цветной шамаиль.

Марсель Галиев.   Эссе. Из книги «Рух». Дух нации.

Ответ на вопрос об основе общности татар выдающийся татарский поэт и прозаик ищет прежде всего для тех, кто озабочен лишь мыслями о выживании и наживе – для “бесчувственного слоя нации”. Поскольку именно они – “внутренний враг”, который оказывается единственно и по-настоящему губительным для любого организма. Именно такие люди не заботятся о сохранении, а порой и намеренно отрекаются от опор национального духа – языка, песни, памяти. Потеря связи с корнями – явление все более массовое.

Татары – мировая нация, расселившаяся на всех континентах. Дух наших предков, живших в различных климатических поясах, вступавших во взаимоотношения с местными народами и племенами, обусловил особый цвет глаз, черты лица и обличье, язык и образ мышления, составив тем самым сущность нации.

В нас есть зеленоглазый нрав степи. В нас есть черноглазый нрав леса. В нас есть голубоглазый нрав моря. В нас есть кареглазый нрав гор…

Что может спасти народ, расселившийся по всему миру, от рассредоточения и исчезновения? В чем секрет единства евреев, чья судьба весьма схожа с нашей?

Где бы ни жил еврей – будь он умопомрачительно богатым французским банкиром или известным испанским художником, а может, великим американским ученым или знаменитым русским актером, – его сердце всегда стучит: “Иерусалим…” Это неповторимая еврейская вера – идея – собирает всех под звездой Давида.

Где находится сердце всех татар? В Казани?.. И обладает ли наша древняя столица самоотверженной силой, способной пробудить тот бесчувственный слой нации, который озабочен лишь мыслями о том, как выжить и нажиться?

Три вещи отличают человека от животных: язык, песня, память. Ах, если бы эти три единства гармонично развивались и подпитывались светом религии!.. Тогда дух был бы здоровым.

Дух – это самоотверженная душа нации, целеустремленный порыв, способность прыгнуть выше своих возможностей. Духовная сила – это безудержное торжество жизни, когда тебя сгибают, но ты несгибаем, сбивают с ног, но ты не падаешь и, даже отступая, ты ни на шаг не сходишь со своего пути.

Галина Зайнуллина. Очерк. Попытка казанософии.

Связь человека с местом его обитания – загадочна, но очевидна. Ведает ею известный древним genius loci, гений места, связывающий интеллектуальные, духовные, эмоциональные явления с материальной средой. В линиях органического пересечения художника с местом его жизни и творчества возникает неведомая прежде реальность, которая не проходит ни по ведомству искусства, ни по ведомству географии. В попытке эту реальность уловить и появляется странный жанр – своевольный гибрид путевых заметок, литературно-художественного эссе, мемуара…

Петр Вайль. Из книги “Genius loci”

23 апреля сего года мы с Ильдаром Абузяровым брели по центру Казани и рассуждали о том, пришелся бы этот город по душе Антону Павловичу Чехову или не пришелся бы. Чехов – любимый писатель моего спутника.

Так вот, Ильдар, как раз в тот момент, когда мы свернули с улицы Айвазовского на улицу Чехова, уверенно сказал, что Антону Павловичу в Казани было бы очень хорошо, хоть он и не бывал здесь никогда, даже проездом! Что заставило его сделать такое предположение? Улочка эта – чувственная печать богооставленности: унылая вереница гаражей по одну сторону, безликие десятиэтажки по другую. Типичный фабрично-слободской пейзаж, плесенью разросшийся в складке исторического ядра.

На улице Чехова не меланхолии и не “англицкому” сплину можно предаваться, а самой брутальной депрессии. А Антоша Чехонте – писатель как раз пессимистичный, даже страшный. Это первыми осознали театральные деятели во второй половине ХХ века. В том числе и в Татарском академическом театре им. Галиасгара Камала. У режиссера Фарида Бикчантаева в финале “Трех сестер” Ольга, Маша и Ирина застывают у авансцены как висельницы – мертвенно сомкнутые веки, поникшие головы…

В творчестве Чехова нередко встречаются иллюстрации каббалистической доктрины “Цимцум”, из которой следует, что мир – отчужденное от Бога творение, механический лабиринт, по которому блуждают люди. Тогда как другие религии настаивают на ином видении Космоса: это живая реальность, даже в самые темные времена не теряющая связь Творения и его жителей со Светом Первопричины.

Я начала доказывать Абузярову, что Чехов в своих произведениях иудейски благочестив, так как у него нет пантеистических иллюзий. Во всех его пьесах и рассказах бытие тронуто тленом деградации, верх одерживают примитивные формы, красота и культурная изощренность пасуют: вырубаются леса в “Дяде Ване”, еловая аллея в “Трех сестрах”, вишневый сад в одноименной пьесе…

Тимур Алдошин. Эссе. Длина языка.

Стюарт Голдберг, славист, проживший десять лет в Казахстане и в России, признался, что пишет стихи по-русски в основном потому, что в нашем языке больше рифм; удельный вес свободного стиха в англоязычной поэзии гораздо выше, чем в русской, – не в последнюю очередь из-за основательной исчерпанности запаса созвучий.

“Как по-татарски мне сказать: “Закат в реке волнуется полоской узкой”?” – вопрошал в юношеском стихотворении Равиль Бухараев. И говорил далее: “Как пасынок родного языка, живу, пишу и думаю по-русски”.

Из воспоминаний разведчиков известно, что они учились и думать на языке страны пребывания, чтобы не быть застигнутыми врасплох.

Поэзия как род восприятия мира – продукт прежде всего образного мышления; работа разведчика базируется на мышлении логическом. Но и в том, и в другом случае именно язык диктует способ переработки первичной органолептической информации с последующей ее утилизацией в троп или концепт.

Две главные ипостаси языка – средства коммуникации и орудия описания мира – создают ту разность потенциалов, в силовом поле которых происходит идентификация человеческого сознания по отношению к бессознательному “я” и внешнему “не-я”. Сознание как феномен не принадлежит ни к стационарному “я”, ни к негативно определяемому “не-я”, но существует между этими двумя полюсами, словно электрический ток. Если рубильник разомкнут (шизофрения) – глупо вопрошать: а где сейчас электричество? В аноде или в катоде?

Его просто нет. Подобно элементарной частице, обладающей одновременно свойствами корпускулы и волны, сознание в одних экспериментах проявляет большее тяготение к дискретной “не-ячести” (электрон в планетарной модели атома), в других – к размазанной “ячести” (тот же электрон при рассеянии на дифракционной решетке).

Посмотрим, как размывается шкала. Отдельно стоящее слово “синий” ассоциируется с вполне конкретной полоской призматического спектра и означает вполне конкретную длину электромагнитной волны. Словосочетание “синие сумерки” уже не связано с микронами и ангстремами, но еще имеет узнаваемую оптическую родословную. В джазовом “синем настроении” цветовой предок присутствует уже лишь опосредованно, в виде фотографии на стене. А “сине-зеленые водоросли”, вообще говоря, могут быть и несколько иного цвета; это всего лишь закрепленное видовое название.

Представим себе, что одно и то же сообщение слышат два жителя Украины в 1919-м и 2004 году. Синтагма “активные действия зеленых” вызовет у первого мысль о том, что батька Козолуп близко и надо увести поросят с хутора; у второго – скорее печальные воспоминания о чернобыльской трагедии. Один и тот же цвет с интервалом в три четверти века означает или бандита, или природозащитника, но этимология у прозвища общая: и жестокий атаман, и гуманный эколог связаны с зеленым цветом хлорофилла – первый в зеленых лесах прятался, второй эти леса оберегает.